Даша Кудрявцева - Милана Грей: полукровка [СИ]
— сказала я, а потом сделала вывод: — Глупая я, одни проблемы со мной.
— Дура ты! — заплакала Оливия. — Мы так за тебя переживали. Мы чуть с ума не сошли.
Когда нам Эван сказал… — подруга шмыгнула носом. По ее щекам, не переставая, текли слезы, а голос дрожал. — А когда мы увидели кровавую дорогу… — Оливия зарыдала сильнее. — Дура ты!
Сорвавшись с места, она упала мне на ноги. От удивления мои глаза широко раскрылись.
Я действительно дура! Я хотела положить ей руку на плечо, как-то утешить, но рука не шевелилась, и мне было очень стыдно.
— Оливия, — только и прошептала я.
Подруга села. Ее изящные ручки были так сильно сжаты в кулаки, что ногти оставляли розовые следы на ладонях. Она стряхнула слезы, и поспешила встать.
— Я пойду скажу, что ты пришла в себя, а то… — Оливия запнулась, — твой дядя волнуется.
Дядя? Откуда она знает, неужели Джеймс сказал? Волноваться уже было поздно.
Я вспомнила про велосипед:
— Велосипед забери.
Оливия остановилась в дверях и развернулась:
— Какой велосипед? — удивленно спросила подруга.
Я посмотрела туда, где недавно стоял Оливер. Велосипед, который он вкатил, оказался инвалидным креслом.
— Никакой, — выдавила из себя я.
Оливия вышла. Я непонимающе смотрела на инвалидное кресло, а потом меня затрясло.
Я схватилась за ноги: на месте, если это так, то зачем кресло?! Ужасные догадки терзали мою голову.
В комнату вошла Оливия, следом за которой влетел Джеймс:
— Я что, зря тебя из зала выталкивал?! — сходу начал упрекать он.
— Давай ты просто скажешь, что я плохая?
— Да, — сказал дядя и, приподняв, обнял меня. — Как ты?
— Согласно 51 статье конституции — я имею право не сообщать о себе никакой информации.
Джеймс вопросительно посмотрел на Оливию, она пожала плечами и сказала:
— Я же говорила, с ней не все в порядке.
Я вздохнула:
— Хорошо я, только все болит.
— Естественно. Столько синяков, ссадин, крови, — сказал дядя, понижая голос. — Я приглашу медсестру.
— Не надо.
Я попыталась встать, чтобы доказать что со мной все в порядке. Мало того, что далось мне это тяжело, так еще, как я только встала, сразу же рухнула обратно на диван. Ступни невыносимо заболи, словно я встала на острые ножи, и они разорвали всю кожу. Раны щипало и жгло.
— Ай, ступня! Две! Ай! — завопила я, чуть ли не плача от адской боли.
— А что ты думала, побегаешь по стеклу, и ничего не будет? — спросил Фред, стоявший в дверях.
— Я походить хотела… — проныла я, часто моргая, надеясь сдержать слезы.
— Теперь пару денечков сможешь максимум ездить, — слабо улыбнулся Фред, подкатывая инвалидное кресло к дивану. В любой ситуации он находил тему для шуток. — Рад тебя видеть живой, малолетка.
— Я тоже тебя рада видеть, — пробубнила я. — Мне бы переодеться, — сказала я, рассматривая разорванное, прилипшее к телу платье.
— Оливия? — позвал Джеймс.
— Да, — отозвалась она. — Милана, я тебе помогу.
Джеймс пересадил меня в кресло, и Оливия выкатила его из комнаты. Меня выводило из себя отсутствие полной самостоятельности. Меня до трясучки бесило, что я не могу сама, на ногах перемещаться.
— Не нравится мне это кресло, — ударила я по подлокотнику.
— Потерпи немного, пару денечков, пока что-нибудь другое не придумаем, — успокаивала меня Оливия.
— Как управлять этой штукой?
— Крутить колеса.
Я крутанула колеса, выезжая из-под рук Оливии. Зависимость от ржавой железяки меня не подбадривала, особенно когда меня кто-то вез. Как назло, лестницу я не могла преодолеть самостоятельно, и мне пришлось остановиться.
— Подожди, я кого-нибудь позову, — сказала Оливия и взлетела по ступеням.
Я позавидовала ей черной завистью. Вскоре подруга вернулась с Денисом и Эриком. Они подняли кресло наверх вместе со мной. Наблюдая за трусящимися ручками Эрика, я могла бы поклясться, что они меня уронят, и я свалюсь с лестницы и сломаю шею. Но обошлось без этого. Злая и расстроенная, я поехала в спальню, через гостиную.
«Простите, спасибо», — вместо меня сказала ребятам Оливия и поспешила за моим разваливающимся «способом перемещения». Она помогла мне въехать через порог в коридор.
— Я ванну налью. Возьми одежду и все что надо в спальне. Только, аккуратней, смотри, чтобы швы не разошлись, — сказала она и упорхнула в ванную комнату. «Швы? Какие ещё швы? Как мне что-то зашивали, я не помнила, да и не чувствовала.
Я въехала в пустую спальню и, взяв вещи, сложила их на колени. Не успела я углубиться в размышления о том, какая же я идиотка в кресле на колесиках, как вернулась Оливия.
Оно вкатила меня в отдельную ванную комнату и вышла. Подъехав к наполненной ванне, от которой шел легкий пар, я расстегнула платье, начала его снимать, но прилипшая ткань отдиралась больно и с кровью. Я стиснула челюсти и, глубоко вдохнув, спросила себя вслух: «Ну и как я его сниму?» — а потом перекинула ноги, держась на трусящихся руках, и залезла в ванну прямо в платье. Вода окрасилась в бледно-красный цвет. Платье было уничтожено: остатки подола едва прикрывали ноги, шов у молнии порвался, однаединственная лямка еле держалась. Я аккуратно, не спеша отлепляя каждый клочок одежды, сняла мокрые, разорванные лохмотья. Попрощавшись с великолепным платьем, я решила осмотреть свои раны. Как только я коснулась ступни, пульсирующей от боли, сразу же обнаружила кучу царапин, отсутствие кожи в некоторых местах и один шов. Моя попытка походить не осталась бесследной: одна из ран слегка кровоточила. Под слоем мокрого бинта, сокрушенно висевшего на икре, был еще один шов, заклеенный большим пластырям, который я намерилась отклеить, несмотря на болезненность процесса. Рана, как мне показалось, была неглубокой, но, когда я напрягала ногу, нитки неприятно тянули
(А когда я столь мерзкое ощущение еще и представляла: рану, зашитую нитками с черной, засохшей на ней кровью…), дотрагиваться даже до пластыря было очень больно. Мой бедный друг — висок был снова зашит. Спина была расцарапана, а свежие синяки покрывали все тело. Я аккуратно смыла оставшуюся засохшую кровь с тела, лица и волос, и полезла на свое долбаное кресло обратно. Только когда я уже оделась, вспомнила про свою волшебную палочку и, спеша, с грохотом выкатила из ванной.
— Оливия, — звала я, катясь по коридору, заглядывая в открытые двери. — Оливия, черт возьми, где ты?! Оливия! Где моя волшебная палочка?
Подруга устало вышла из спальни, достала из кармана черную волшебную палочку и вернула ее мне.
